Рядом с ним на троне сидит обычная женщина, она не выше 170 сантиметров и по сравнению с великаном кажется миниатюрной. Ее черная тога расшита золотым узором. На ней много разноцветных украшений, в том числе серебряный браслет с кусками нефрита.

– Добро пожаловать в мое царство, – говорит бледный великан. – Я – Аид. Я отправил за вами посланников, чтобы они проводили вас ко мне, и надеюсь, они вас не побеспокоили.

Он похож на Зевса, только моложе. И, честно говоря, красивее. Это нормально, ведь они братья.

– Хочу представить вам царицу Персефону, – объявляет Аид. – Благодаря ей весной на земле появляются растения.

– Вы – Зло! – выкрикивает Эдип.

– Зло?

– Мы знаем, что мы в аду! – продолжает Эдип. – В аду?

Аид улыбается.

– Это довольно примитивный взгляд на мое царство! Я думаю, что вы получили слишком много негативной информации обо мне.

Вы – 13-й бог, – говорит Эдмонд Уэллс. – 13-й аркан Таро, аркан смерти.

– А, вот, наконец, я слышу разумные слова. Я действительно связан со смертью… но разве в смерти не заложено возрождение? Посмотрите как следует на ваш 13-й аркан. На этой карте изображен скелет, который срезает все, что появляется над землей, чтобы молодая трава смогла прорасти. Так зима предвещает весну. Правда, Персефона?

– Нужно принять смерть, как то, что несет новую жизнь, – говорит женщина неожиданно пронзительным голосом.

– А все эти люди, которых мы видели, плачущие и стонущие головы на потолке? – спрашиваю я.

Аид качает головой.

– Они сами выбрали страдание. Удивительный парадокс… Ад – это понятие, изобретенное людьми, чтобы наказывать самих себя. Все, кого вы видели, добровольно перешли Стикс и сами выбрали страдание. Когда им надоест, они смогут уйти и вернуться к жизни как и где они захотят.

– Мы вам не верим! – отрезает Эдип.

– Как ни печально, это правда. Единственное, что их здесь удерживает, – их собственная воля быть наказанными. Вы недооцениваете силу чувства вины.

– Я тоже вам не верю! – восклицает Афродита. – В человеческой душе не может быть такого стремления к саморазрушению.

– Кто это сказал? Это ты моя дорогая кузина? Аид встает и подходит к Афродите.

– Кажется, ты немного усохла? – И он дотрагивается до морщинок вокруг ее глаз. Афродита отталкивает его руку.

– Здесь души испытывают физические страдания, а ты заставляешь их страдать от любви, но ведь результат один и тот же, правда? Люди страдают.

Афродита не отвечает.

– Я повторяю: мы все свободны жить в мире без ада, но некоторые сами изобретают свой собственный ад, потому что хотят страдать. Ад существует только в воображении людей. И благодаря их страху, чувству вины и мазохизму.

Аид смотрит на нас не моргая. Персефона кивает, словно и сама не рада признавать, что ее муж прав.

– Вы хотите сказать, что они сами выбрали мучения, сами захотели быть замурованными в потолок, так, чтобы только голова оставалась снаружи? – недоверчиво спрашивает Эдмонд Уэллс.

Повелитель ада повторяет:

– Конечно. У мазохизма много причин. Вы ведь сами писали об этом в своей «Энциклопедии», профессор Уэллс. Вот одна из этих причин. Пока вы страдаете, вы живете более яркой жизнью, сильнее привязаны к реальности, сильнее чувствуете саму жизнь.

Аид делает знак, и невидимый слуга поднимает поднос. Нам кажется, будто он летит по воздуху. Бокалы поднимаются один за другим, наполняются каким-то бирюзовым напитком.

Я беру тот, который зависает перед моим лицом. Мои спутники тоже берут бокалы, но медлят (все еще хорошо помнят выходку Пана), никто не решается попробовать напиток.

– Еще одно удовольствие для мазохиста – жалеть себя. Пока страдаешь, можешь демонстрировать это своим близким, чувствовать себя героем и мучеником, – продолжает Аид.

Он хлопает в ладоши, и вспыхивают факелы. Они плывут в воздухе, освещая картины, на которых изображены христианские мученики: их пожирают львы, подвешивают за ноги, избивают бичами, четвертуют.

– Во времена раннего христианства пришлось издать указ, запрещающий им самим доносить на себя. Они стремились разделить мучения своего пророка. Не я придумал это. Это вы придумали.

Факел освещает изображения бичующих себя шиитов, испанских католиков-интегристов, избивающих себя ремнями, утыканными гвоздями, бородатых голых индийцев, у которых с пениса свисает и раскачивается привязанный на веревке камень. В Индонезии люди с безумным взглядом под звуки тамтама протыкают себе тело копьями. Дальше появляются более современные изображения: рокеры-готы с пирсингом, от которого на их лицах не остается живого места, панки, танцующие на бутылочных осколках. Африканцы, которые делают себе ритуальные надрезы на коже, женщины, которые вырезают кричащей девушке клитор, человек на арене цирка, который запихивает себе в горло шпагу, люди, которые ходят по раскаленным углям под одобрительные крики толпы.

Мы не хотим смотреть на шокирующие картины мира, который нам слишком хорошо известен.

– Вы хотите сказать, что зла не существует? А есть только недостаток любви к себе самому? – с интересом спрашиваю я.

Голос Аида становится все громче. Он чеканит каждое слово, будто устал повторять одно и то же:

– В ваших несчастьях виноваты только вы сами. Вы придумали их и осуществили собственными руками!

Потом, уже тише, продолжает:

– Вы так суровы к себе… Всем, кто приходит сюда, я предлагаю проявить снисхождение к самим себе, простить себя за плохие поступки, которые вы совершили в прошлой жизни. Но они не слушают меня и не находят для себя никаких оправданий.

На лице Аида грустная улыбка, полная сострадания.

– Мне нравится рассказывать о моей миссии. Вы так привыкли судить все и всех, что судите и меня, так называемого дьявола. Для вас я главный злодей, в то время как по-настоящему злы именно вы. Ну, задавайте вопросы.

– Почему весь мир не может быть добр? – спрашиваю я.

– Отличный вопрос. Вот и ответ. Потому что если мир будет только хорош, не будет никакой заслуги в том, что и вы поступаете хорошо. Помните историю, которую рассказывает Эдмонд Уэллс в «Энциклопедии»? О светлячке, который спрашивает отца: «Тебе нравится, как я свечу?» А отец отвечает: «Здесь слишком много света от других, поэтому я не вижу, как ты светишь». Тогда светлячок спрашивает: «Что же мне сделать, чтобы ты меня увидел?» И отец отвечает: «Лети во тьму». Светлячок улетает в темноту, отец наконец видит его и говорит: «Сынок, ты прекрасно светишь». Но тут светлячок понимает, что его со всех сторон окружает тьма, и кричит: «Отец, почему ты меня оставил?» Аид берет бокал, медленно потягивает бирюзовый напиток.

Персефона кивает, и грустно говорит:

– Ты прав, дорогой.

Она берет мужа за руку, нежно целует ее. Она обращается с ним, как с прирученным медведем. Афродита, словно в ответ, прижимается ко мне.

– Еще вопросы, друзья мои?

– Почему существуют серийные убийцы? – спрашивает Эдип.

– Замечательный вопрос. Потому что раньше (да и сейчас) у них была особая миссия. Выслушайте меня, это, конечно, всего лишь точка зрения «дьявола», но и она чего-нибудь стоит. Человеческое общество устроено, как муравейник. У всех его членов вполне определенная задача. Раньше государствам были нужны агрессивные и энергичные полководцы. Они вырастали из злых, агрессивных «детей гнева», детей, которых били в детстве. Ребенок, которого бьют, зол на весь мир, и все свои силы он отдаст на то, чтобы отомстить. Когда он вырастет, то станет военачальником-чудовищем. И превзойдет жестокостью других полководцев, психику которых не подорвали в детстве.

– Это значит, что общество порождает жестоких родителей, чтобы получить «детей гнева», которые нужны для того, чтобы воевать? – изумляется Эдип.

– Совершенно верно. Проблема в том, что в современном мире уже не нужно сражаться за передел границ, завоевывать новые земли. «Дети гнева», которые хотят убивать, уже не могут стать полководцами-завоевателями. Вот так появляются серийные убийцы.